Поздравляем Игоря Потапова с наградой!

От всей души поздравляем 

Потапова Игоря Викторовича, 

старейшего члена ЛИТО "Крылья" г. Жуковского и 

"Раменские зори" г. Раменское 

с победой на Окружной литературной премии поэзии и малой прозы имени И.А. Бунина 2020 года, в год 150 летия со дня рождения Ивана Андреевича Бунина, которая проводится в городском округе Раменское пятый раз.

Желаем дальнейших творческих успехов! Пусть каждый день открывает перед тобой мир фантазии, буйных красок и невероятных возможностей. Мы тобой гордимся! 

Коллектив ЛИТО "Крылья"

Игорь Потапов

* * *

Врываясь тайной настоящей,

хоть все изведано, знакомо,

ты снова, жаждою пьянящей,

проходишь по гортани комом.

И суету вокруг сметая,

являясь: суетой великой;

виною первою пред Раем;

иконным и греховным ликом;

испепеляющей пустыней;

дном бесконечным, водолазным –

ты, вытесняя все святыни,

все ж не спасешь меня от сглаза…

В пространстве, странствуя без страха,

во времени, ища спасенья,

мы на поле любви и праха,

делясь собою, сеем семя.

* * *

Все изгибы – стремление, дикость,

как полеты стрижа поутру.

Страсть – дрожаньем, застывшим криком

истекает со слабостью рук.

Как вино, пью твой облик и имя,

сердце полнится взрывами ласк,

обжигаюсь губами твоими

и тону во вселенной глаз…

Догорают коптящие свечи,

упоеньем и жутью маня,

неизбывный, внезапный и вечный

Лик иконный глядит на меня.

И возносит меня незримо

белый Ангел – крылья – огонь.

Как спасение – пью Твое имя,

как молитву шепчу его.

* * *

Глаз ее, мир неведомый,

растворялся во мне,

розы синие ведьмины –

в грозовой глубине.

Я в него – словно в облако,

первозданный пью чад…

У зовущего облика

губы мудро молчат.

И молчаньем пьянящая,

то сжигала, то в лед –

бедра, бурно кипящие,

монологи нее.

Яд валпурьева празднества

и пьянит, и манит –

до слияния – разные,

а в единстве – магнит

И в глазах, так знакомых мне,

перевернутый мир,

из бездонного омута

рвался стиснутый миг…

Утро путалось с вечером,

утихала гроза,

голубело соцветие

на закрытых глазах.

* * *

Дар ты мне или милостыня,

владею тобой, или кланяюсь?

Касаюсь тебя мыслями,

как пальцами чутких клавиш.

Хмелею от запаха кожи,

от тока ладони узкой.

Может, я сплю, а может

во власти небесной музыки?

В глубинах твоих я время

твоё и своё ощущаю –

пройдя через мертвые реки,

с тобой воскресение чаю.

* * *

Дождь, прятаться не было толку –

юг, ночь и нашествие вод.

В гостиницу шел по поселку –

названье не помню его.

Промок, но – предчувствие чуда,

кураж от сухого вина,

и, вдруг, неизвестно откуда,

как Ангел, явилась она.

В беседке мы встретили полночь,

а страсти сожгли нас к утру,

но я ничего не запомнил,

как будто бы встретил сестру.

И встреча в себе воплотила

любовь и надежду Творца,

но память не сохранила

ни имя её, ни лица.

Ничто наслажденье земное,

звучала вселенная вся –

я вспомнил, что было такое

до мига, когда родился…

И время мое пролетело

единым бессмысленным днем.

Вся память ушла в ее тело –

в небесной Души окоём…

Вы спросите: «Был ли – тот мальчик,

совсем не похоже на быль?»

В России князь Мышкин был – «мачо»,

и «мальчик», скорей всего – был.

ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ

Она была мила и не скрывала страсти,

муж временно отбыл, я тоже был хорош,

но что нас так влекло – желанье иль ненастье?

Мы оба – нагишом, жара, а нас бьет дрожь…

И вот оно пошло, поехало, помчалось,

месило тишину, как тесто на пирог.

Сквозь водопадный хор, дуэтами звучало

то твой призывный стон, то неба монолог.

И этот страсти гимн – венец телесных магий,

с синкопами литавр, был для души так лих,

что я схватил перо, газетный лист бумаги,

и рубанул под гром вот этот микро-стих.

Но брызнул солнца луч, и все, вдруг, поменялось –

дождь смылся, как шалун, наделавший в штаны,

и только дальний гром, как будто извиняясь,

по-старчески ворчал на свежесть тишины…

Ты, не поняв меня, вдруг, призвала к ответу:

«Все ж, кто тебе важней – вот этот дождь иль я?»

Я вновь обнял тебя, а в небе – семицветьем –

мой странный тайм-порыв не осуждал Илья.

СЛЕПОЙ ДОЖДЬ

Он – по улицам душным – косой,

(пики зонтики сплошь – козырями)

разбегался большой и босой,

и по лужам скользил пузырями.

Подпирал он прохожих к дверям,

был слепым, но нахальным и дюжим,

лез за пазухи к поводырям,

и асфальт, раскаленный утюжил.

От него – пар и теплая пыль

пахли хлебом свежайшим и медом.

Юность, вдруг, ощутив его пыл,

приняла дождь, как подиум моды.

Оголилась, но мы ей простим –

босиком, прочь рубашки и майки …

Старики были в зависти к ним,

и улыбками ставили «лайки».

А одна – ну «ни в сказке сказать …»

Красота – вам не снилось таково –

беспорочно готова зачать,

как от Ангела – Иегова.

Хоть слепой, но по страсти – мастак –

тек «по жёлобу между лопаток»,

щупал в самых горячих местах,

делал – голой от шеи до пяток.

Замер мир, на натуре учась,

дождь слепой, но другим было видно,

а она, вся от солнца лучась,

улыбалась – ей было не стыдно.

ЖЕНЩИНА

Свечою – если мрак, прохладой – если тесно,

и, Ангелом паря, ты – в сердце грусти ком,

с тобою и молчать бывает интересно,

и зная всю тебя – с тобою не знаком.

Сама ты – по себе и ты же Донна Анна,

с тобой я – Дон Жуан, и я же – Командор.

Хранитель – Ангел мой, и ты – моя же рана,

ты – истина в простом,

а в сложном – мудрый вздор.

Ты – влага родника и спелая малина,

во снах моих близка, реально – как звезда,

но близостью пьянишь, как дорогие вина,

и пропастью – восторг, и в нем не видно дна.

ИСТИНА ПРАЗДНИКА

«… истина в вине». А. Блок

И вечер, и воздух лечебный,

и то, что молчишь – хорошо,

и хочется взмыть, и исчезнуть

единой с тобою Душой.

Стоит тишина неземная,

луны перламутровый свет,

и ты – первобытно нагая,

и Рай, и соблазн, и запрет.

Душа моя в теле Адама,

а ты – искуситель мой змей…

Бокал и прекрасная Дама,

но Истина праздника – в Ней.

ЛУННАЯ НОЧЬ

Ночь, опушка, лесная поляна,

от росы серебрятся кусты,

диск луны – ошалелым экраном

разливает мерцанье и – ты…

Все – от маленькой самой росинки,

до царящей над всеми сосны,

переполнено тайною силой,

где реальность похожа на сны,

где под фуги луны и молчанья,

у седой, в лунном мареве, ржи

разрывает восторг и отчаянье:

за коротко-прекрасную жизнь,

что, пылая, уходит на убыль,

как средь летнего полдня гроза;

и за эти зовущие губы,

и закрытые эти глаза;

за дрожащие эти колени;

за звезду на росистой траве,

и за эти прозрачные тени,

что блуждают под крыльями век;

за мерцание лунного света,

серебрящего влажную пыль;

за мое удивленное лето,

уходящее в горькую быль.

Эта ночь разделяет и губит

всю, ушедшую в прошлое жизнь,

и зовут молчаливые губы

от, оставшейся в прошлом межи.

Но над нами – нетленным веленьем, манит к прошлому стынущий шар,

и парит надо мною виденьем,

очарованной ночи Душа.

* * *

Мгновенный взгляд, но почему знакомый,

его узнал бы среди тысяч лиц,

и задохнулся – в горле стало комом –

мне юность прогремела громом,

и я лишился временных границ.

Глаза отвел и вспомнил, вдруг, мерцанье,

взор в никуда и влажный мрак ресниц,

как наводненье, жаркое дыханье,

волос сандаловое благоуханье,

и медленная сдача всех границ…

Нахлынуло из невозвратной дали

так явственно, как будто бы вчера,

и Евы скромные, и сладостные дамы,

и искуситель - Змей с запретными плодами,

и молодость, мелькнувшая, как Рай.